В Орле состоялась премьера спектакля «Временный пропуск»

Местами даже фарс

Знаете, кому не стоит смотреть в сторону вишневого сада, согласно старому театральному поверью? Нет, не страдающим аллергией на фрукты-ягоды, а актерам-любителям. Если вы увидите сутулую, несчастную фигуру, которая уставилась себе под ноги, знайте: это как раз такой человек – творческий самоограничитель. Страдает…

Ну как же это – не смотреть?! Совершенно немыслимо, ведь произведение волнует умы и сердца годы, и годы, и годы!

«Если очень хочется – можно. Даже нужно. Смелость города берет!» – уверяет Народный театр ОГУ им. И. С. Тургенева «Ювента» во главе со своим худруком и бессменным режиссером Натальей Смоголь.

Ребята замахнулись, дерзнули, попробовали и в результате: в зале на премьерных спектаклях нет свободных мест. Зрители голосуют и подтверждают правоту «безумства храбрых» аплодисментами, умами, сердцами – всем своим существом.

Хотя, по правде сказать, за 25 лет сценической деятельности театр давно перешел из разряда «любителей» в категорию куда намного более высокую и почетную. Это они так – скромничают.

Между Сциллой и Харибдой

Чехов знаменит своими «подводными течениями» всей литературной общественности, но «Ювента» накрутила таких омутов, что безбилетнотеатральный Орел секунд на 20 замер в нерешительности после первых сцен.

Такая компиляция даже всемогущей и жуть какой умной «Алисе» не снилась. Искусственному интеллекту в спектакле, наконец, указали на его законное место скромного конферансье. Ведь на сцену вышли естественные чувства.

Не едиными перипетиями жизни Раневской, Лопахина, Гаева сыт зритель и стартует спектакль «Временный пропускъ». Эта пьеса-путешествие мчится в пространстве, минуя все законы физики, и начинается там, когда уже давно закончилась. Абсолютный физический и синтаксический алогизм.

Сценарно парадокс объясняется вовлечением в ожидаемое действо с обращением к многоуважаемому шкафу, потерей сада и самих себя некой семьи, состоящей из Женщины (Альбина Каунецкис), двух ее дочерей (Дарья Плетнева и Дарья Моргунова) и супруга.

Бесповоротно современная семья с вечными проблемами: родители решили разъехаться, то ли проверить чувства, то ли затоптать уже наконец их проростки, чудом выжившие за годы привычной сердцу засухи.

Симпатичные и узнаваемые девушки: младшая – максималистка-одиннадцатиклассница и старшая – влюбленная не в того парня студентка филфака, которая по определению обычной быть не может!

На почве выгоревшей любви пытается неплохо устроиться яркий цветок по имени «Подруга женщины» (Надежда Яковенко), какие в природе либо не встречаются, либо всегда ядовиты. Наш флористический образец, напичканный псевдопсихологическим идиомами, относится ко второму виду.

Незаметно подселяешься в съемную квартиру к этим пленительным особам, живущим в эпоху перемен и вневременных явлений. По морю быта проплывают лодки литературы, философии, знакомые герои машут с просмоленного веками корабля мудрости.

В суете телефонных разговоров, в отблесках реклам, оглушая безумными «тыц-тыц», швыряя о рифы навязчиво-динамичных современных танцев, несет зрителя куда-то: не то к краю чудесного водопада, за которым – радуга и свободный полет, не то в водосток. Пока не упадешь – не разберешься. Танцы, поставленные Дарьей Хочунской, весьма полно отвечают задачам спектакля.

Один раз в год

И вдруг возникают они: восторженные, нездешние, так легко теряющие, не прикрепленные к почве, заблудившиеся в вишневом саду.

Вот он, собственно, долгожданный шкаф и Гаев. Вот она, хрестоматийная исповедь Раневской о несчастьях и надеждах. Герои то ли слишком хорошо понимают друг друга, то ли абсолютно безразличны ко всему. Легко поддерживать призрачные связи и рвать их…

Романтизм в исполнении Матвея Бритвина и Дарьи Хочунской граничит с жестокостью слепоты. Абсолютный эгоизм по отношению ко всем внешним проявлениям мира, будь то люди или обстоятельства. Пропели лето красное своей молодости и силы, а сейчас – пританцовывают.

Любовь Андреевна ждет, что все само собой образуется.

Леонид Гаев элегантно балансирует на линии отрешенной глупости и слепого оптимизма.

И даже не верится, что им есть дело до вишневого сада. Скорее, просто из лени, неподкрепленной изнеженности не хочется принимать кардинальных решений.

Если бы не надежный якорь – старый Фирс, розово-воздушная парочка, танцуя, устремилась бы в небо.

Кстати, Фирс… Его, как полагается, сразу – не заметили, потом – забыли – в отличии от актера Антона Бушунова.

Ему удалось стать душой спектакля, истоком и устьем. Некто вроде домового-покровителя в поместье: шаркающий, сгорбленный, смешной и немного жалкий. А для героев – незамеченный и неоцененный наставник, мерило совести. Подбирает клочки бумаги – будто можно склеить, надеется – будто можно верить в людей.

Глубока бездна между отцами и детьми, женами и мужьями, друзьями и врагами. На краях этой бездны в спектакле стоят молчаливый Фирс и уставшая Женщина и смотрят. Смотрят куда-то, думают каждый о своем. И не верится, будто что-то у них действительно «было». Сплошное отражение незнаемого.

Как хорошо психолог-экстрасенс Подруга указывает по-товарищески на общие места жизни: никто никому не нужен, пустота внутри и т.д., и т.п. Но в отзвуках общих слов, роняемых Надеждой Яковенко, на фоне ее комического образа с претензией на мировою серьезность необщие слова звучат ярче.

Талант и желание – само по себе много, а тут еще и знаки повсюду!

В ритме вальса

Все стараются жить плавно, никто не хочет подпрыгивать на колдобинах неустроенности. Какой милый вальс исполняют Гаев и Раневская – так бы всегда, но! Как ни храни семейные реликвии, один неловкий взгляд, один неловкий гость – и обязательно дадут трещину.

Спектакль, по традиции «Ювенты», как яблоня плодами в урожайный год, покрыт образами и символами: маски, веера, легкие вуали времени и безразличия, разбитая чашка… Срывай – не хочу. Сценография в предлагаемых обстоятельствах тоже весьма проста – рисунок мелом на доске, да стол, заваленный «мелочами». Костюмы Егора Ткаченко хороши, но тоже вполне типичны для эпохи страстей и лоска и эпохи кэжуал. Удивляют другим.

Неожиданностью в личном восприятии стал Лопахин (Ильгар Ахадов). Этакий юный Пушкин, планами по переустройству старого мира размахивающий, как рукописью стихов о любви!

Это явно не расчетливый делец, но кто же тогда? Зачем такая восторженность в делах коммерческих? Можно ли так поэтично про необходимость вырубить вишни? Разгадка и отношение режиссера к герою в том, как обидно подчеркнуто его не слушает Гаев и иже с ним…

А вот Фирс – Фирс он снова тут и он все снесет – снесет в темный угол. Как остро прекрасен его рассказ о вишне, которую ранее люди умели ценить…

Как жаль, что знали да забыли способ беречь, любить, не ставить себя превыше всего, чувствовать течение времени…

Братья и сестры, дяди и племянницы 

В спектакле все в сравнении: любови и разлуки, эпохи, истории, братья и сестры, «правильная» Женщина и ее Брат (Максим Зубов), безденежный, нагловатый, мечтающий о гарнитуре из вишни, уверенный в своей харизме и счастливой звезде, начитанный и легкомысленный. Чего-то определено даже не хочет, а требует от своей сестры, от жизни, потому что способен только брать.

Весьма любопытно разворачивается конфликт формы и содержания на фоне искусственного винограда и нехитрой сервировки стола.

И как символично, что противоположные стороны могут найти кратковременное согласие в песне.

Пока Гаев рисует перспективу будущего (три пути поправить дела за чужой счет), фарфоровая куколка Аня Раневская (Яна Казбанова) утирает ему рот слюнявчиком. Ох, непроста эта юная особа с задатками серого кардинала. Понять бы, что у нее на уме.

Но Гаев юное чудо не может заподозрить в чем-то этаком, не понимаю, как важно быть серьезным здесь и сейчас, хоть что-то из себя представлять. Эта беспомощность просто ровняет персонаж с землей. Такое же отношение и к претенденту в хозяева жизни Другу старшей дочери (Роман Максименко) – абсолютно пустому, но возомнившему себя благодетелем. Фраза «на то живем, чтобы срывать цветы удовольствия» неразрывно ассоциируется с этим персонажем, умело строящим планы на вечер и по жизни. К таким годы истинно грозятся прийти в одиночестве – без мудрости.

Чего уж там, режиссер ловко расправляется и со своими, и с чеховскими героями.

Наталья Смоголь и как сценарист очень интересна. На данном творческом этапе ее текст, в котором столько мудрых привлечений и ассоциаций, легкими птицами разлетается на цитаты. А где-то в хорошо очерченной очевидности драматурга Смоголь уже ждет ее собственная пьеса.

Причем пьеса уже сейчас намекает на близость ко всем и каждому и острый язык, которым будет написана.

Что примечательно, в текущей инсценировке предыстория героев «Вишневого сада» дана исключительно в их репликах, а вот предыстория трагедии Женщины почти не нужна, ибо и так всем понятна.

Это просто женщина, просто мать, просто сестра, просто жена (как все), которой живется очень сложно (как всем).

Она ждет совета с благодарностью и сама к нему приходит, ­ изранив в кровь ноги и сердце.

Любовь в спектакле у многих не состоялась: у Лопахина и Вари (Екатерина Лазарева) – как-то не нашлось времени признаться, а потом забылось; у Женщины и мужа; у дочери и ее парня; у недоверчивого слуги Яши (Артем Медолазов) и легковерной горничной Дуняши (Анна Арифанова). По большому счету, причина трагедии ­– эгоизм и печальная отстраненность людей, их неумение определить самих себя. Мало понять, чего ты хочешь. Нужно понять, кто ты есть, кто именно хочет!

Взять, к примеру, Варю (Екатерина Лазарева). Бедная сиротка, которая могла бы стать властной хозяйкой имения, подвижница или бунтарка, молитвенница или тайная грешница, – кто она?

Все без исключения герои спектакля свято хранят тайну своей двойственности.

Факт настораживает…

Вышла у меня не драма

Порой кажется, в этом мире, где нет ничего точного и явного, жизнь кончилась: не только в вишневом саду, но и в доме, который снимает Женщина.

Так все ненадежно: съемное жилье, проданный сад. Почва буквально уплывает из-под ног. Остается только разводить руками и разговаривать о погоде. Не склеивается…

Неясности чувств добавляет монолог студента Пети Трофимова (Дмитрий Фокин), который счастья не видел, но предчувствует. Можно ли верить его воодушевлению?

Единственный ответ в спектакле – мудрая степенность героини Альбины Каунецкис, ее уверенность в своих силах, в том, что не все еще кончено.

Нужно жить просто и мудро – беречь то, что имеешь! Сад продали – будто тоже к лучшему: все успокоились и устроились, навсегда или на время.

Мудрое ворчание забытого Фирса о жизни, которая прошла, словно и не жил, делает его соседей по «Вишневому саду» едва ли не марионетками. Они-то и по прошествии жизни ничего не поймут, не о том будут жалеть. Их никто не научил помнить о других!

Как замечательно Антон Бушунов говорит о непостоянстве всего, кроме сердца.

О чем постановка – о слепом эгоизме или все-таки тоже о любви? Каждый решит сам. Кому-то, чтобы остановиться/идти вперед, нужен пряник, кому-то – кнут.

Зрителю на время был выписан пропуск в мир, где задаются вопросы, чтобы он не побоялся, не постеснялся, не поленился найти ответы.

Антон Чехов о «Вишневом саде» писал: «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс». Как раз жанр «Ювенты». Попали в точку.

Автор: Ольга Аристарина, фото Андрея Елисеева